В своей работе я отталкиваюсь от возникшего образа — интуитивного, пришедшего извне. Первичен не концепт, а ощущение, смутная форма, задающая направление. Теория появляется позже — как способ, по выражению Бориса Гройса, понять, почему я делаю именно то, что делаю. Искусство остаётся тайной; медиа — лишь способом приобщиться к этой тайне.
Мои проекты часто связаны с большими массивами данных — письма в проекте «AVOID», тысячи видеошортсов в «Метанойе». Мне близка культурная аналитика Льва Мановича: работа с данными позволяет обнаружить то, что невидимо иным способом, при этом для меня важно сохранять художественную, а не инженерную, статистическую, научную оптику. Как исследователь медиа я разрабатываю термин «постархивного искусства» — искусства, которое не стремится хранить или реконструировать, а осмысляет избыток, распад, утрату и бесконечное рождение данных в живом теле архива.
Архив перестаёт быть стабильной формой и превращается в текучую среду, и задача художника здесь — очертить границы материала (будь то квази-архив дверных звонков из проекта «Формирователь музыкальных фрагментов», личные фотоархивы с вырезанными объектами в проекте «Внеобъектная фотография») и найти форму, способную сгущать и наполнять жизнью фигуры, которые иначе неминуемо исчезнут в непрекращающемся потоке данных.
Используемые медиа для меня — не инструменты иллюстрации, а способы раскрытия их имманентной силы. Код нужен там, где справится только код: обработка тысяч сообщений, создание видео из тысяч роликов. Код необходим там, где нужно преодолеть навязанные ограничения интерфейсов проприетарных программ. Схемотехника и микроконтроллеры в свою очередь позволяют внедряться в существующие системы, взламывать их логику — как в misuse-подходе к часовым механизмам (в проекте «60BPM») или взломе SD-карты и крошечного экрана в проекте «Киноглаз, или Кино для птиц».
Электроника предоставляет условно неживым объектам агентность, дарит голос, создавая зримый и слышимый художественный образ. Мы совершаем возвращение из цифрового мира в материальную, хрупкую область, подчинённую энтропии физического мира. По этой же причине плоттерная графика, с которой начиналось компьютерное искусство 60-х, 70-х годов, остаётся для меня важным практическим направлением: это классическая попытка начертить идеальную линию или идеальный круг, только теперь с помощью компьютера, кода и машины.
Работая с художественным, для меня важно преодолевать субъективность личных предпочтений и подчиниться материалу, позволяя ему диктовать (и чаще нашёптывать) форму будущего произведения. В этом смысле меня интересует идея «смерти автора», в том смысл, что художник выступает не как создатель и гений, а как проводник материала и идей, с которыми работает.